"МЕНЕ ВСЕ ВСТРАІВАЛО В МОЇЙ КРАЇНІ, А ХТО НЕ ХОЧЕ ТУТ ЖИТЬ, ТО П#ЗДУЙ ЗВІДСИ”, - РЕПОРТАЖ ІЗ МАР'ЇНКИ - МІСТА НА ЛІНІЇ ВОГНЮ

"ДИРЕКТОР ГОРОДА" ИЛИ "АКТИВИСТ НА ВСЮ ГОЛОВУ"

Марьинка - город районного значения в Донецкой области, если формально, и населенный пункт на линии разграничения - в реальной жизни. Это название практически не покидает сводки новостей: ежедневные обстрелы, частые бои.
Со времен освобождения от оккупантов в августе 2014 года Марьинка не единожды пережила попытки быть вновь захваченной сепаратистами.

"А мне как-то пуля ведь сюда прилетела, бронебойная. Гаснет свет, я беру фонарик и иду на улицу, а там "тын-тын-тын" - стреляют", - рассказывает мне Алина Коссе - 58-летняя миловидная женщина - художник и директор районного центра детского и юношеского творчества, который находится в Марьинке.

"А потом комбат 1-го бата 14-ой бригады, Михалыч, посмотрел на отверстия в стене и сказал, что это стреляли над уровнем головы и с тыла, то есть кто-то свой. Внуку хочу их подарить". Во время оккупации Алина не дала снять украинский флаг со здания, в котором работает, а в ее собственном дворе флаг висел до тех пор, пока не начал выгорать.

"Я не дала закрыть тут Дом творчества. В сентябре был приказ Зайцевой, этой сепаратистки, - начальника районного отдела образования, которая кричала, что киевская хунта - это наркоманы, потому что у них символ мак, и бегала тут с триколорами. А ведь она до сих пор работает", - не сдерживая ненависти, рассказывает женщина.
"Я ей так и сказала, что ты мало того, что враг - ты мой противник, потому что стоишь по ту сторону баррикады".

"Директор города" - так называет ее активист Лиля Сова, которая привезла меня к Алине как к герою нашего времени. Благодаря ей продолжает жить не только дом творчества. "Активист на всю голову", как называет себя сама художница, - и во время оккупации, и после ведет здесь информационную и даже политическую борьбу с сепаратистами. Ее дом обыскивали и разворовали, когда она ездила в Славянск.

Я сижу на ее уютной кухне, пью кофе и не просто разговариваю о жизни на линии огня, а слушаю саму жизнь, которая звенит здесь, как колокол, на фоне постоянного грохота орудий. Но сейчас в городе почти тихо. Недавно был бой - и наши оттеснили сепаратистов.

"У моей соседки гражданский муж воюет там, в "ДНРе". Он мне постоянно звонит и запугивает. Раньше был трактористом, а сейчас говорит, что, мол, я приползу скоро на броне в Курахово. А соседка при этом спокойно через мой огород ходит. У меня там калитка есть". Пока Алина вспоминает одну соседку, на кухню заходит другая:

"Так а шо про Мар'їнку казать? Закругляйтесь з войной, дєвочки. Хочеться вже тішини і спокойствія. В моєї доні - слабеньке здоров'я, в неї епілепсія, і я боюся, що на цьому фоні ще припадок буде, так що подвязывайтє с войной", - обращается к нам невысокая полная женщина лет сорока.
На вопрос, кто именно должен подвязывать с войной, соседка художницы в растерянности говорит, что не знает, но так жить невозможно. У ее дочери уже два года лежат документы в колледже в Донецке. Как их забрать, семья до сих пор не разобралась.

"Вот это критическая масса Донбасса: мы сидим и ждем, когда придет царь и решит наши вопросы!" - услышав о полной бездеятельности женщины подводит итог Лиля.

Местная власть Марьинки еще в 2014 году сбежала в Курахово, опасаясь обстрелов. В городе нет газа, с лета 2015 года есть свет и вода, но суммы на квитанциях за электричество здесь равны суммам, по которым можно снять жилье не в самом худшем районе Киева. Когда Алина показала мне счет на сумму свыше, чем 6000 гривен, - я только приподняла брови. А что тут скажешь - на линии фронта, где не смерть, там фантастика.

"Тарифы ведь завышены здесь, это любому экономисту понятно. Но это линия огня и сколько бы мы не требовали калькуляцию - бесполезно. Вот эти счета в Марьинке - не единичный случай, и так происходит, потому что считают, что здесь люди не будут добиваться своих прав и можно делать все, что угодно", - возмущенно подымает тему справедливости Лиля. "Ведь у нас человек попросту отдан на откуп частным компаниям".

"Да, вот например, Ринату Ахметову", - спокойно дополняет Алина.

Дождь сквозь солнечные лучи и абсолютно пустые улицы, обрамленные в цветение деревьев, - это вечерняя Марьинка. После 17 часов, здесь нет практически ни души - все сидят по домам. Из-за обстрелов вечер - не самое лучшее время для прогулок в этом городе.

В поисках хотя бы одного открытого магазина Лиля попутно проводит мне экскурсию - показывает разбомбленные дома. У одной из обгоревших многоэтажек тоже цветет дерево. Белое и живое на фоне обугленного и мертвого - это не только подходящий кадр для моей статьи о войне в Украине, это один из пейзажей востока.

"Что Вы тут снимете, мы что Вам тут цирк какой-то?" - доносится откуда-то со стороны мужской голос. Поворачиваю голову - вижу вдалеке компанию местных людей.

"Пусть снимает, пусть показывает, как мы тут живем", - обращается одновременно и ко мне, и к возмущающемуся мужчине пожилая худосочная бабушка в платке.

"Дочечка, милая, не знаем, куда нам деваться, как ночь подходит.
Они там деньги не поделят, что с той стороны, что с той, а мы мучаемся. Старому человеку надо иди в подвал, а там же так холодно", - жалуется пенсионерка.

"И когда это кончится? Вот просим весь Киев. Королевская приезжала - мы же ее так умоляли: "Ну остановите эту войну!" Единая ведь Украина, ну зачем они бьют друг друга? Солдат так жалко. Сыновей-то своих воевать не выведут, а за границу отправят. Они там, показывали по телевизору, в рулетку какую-то играют, а мы здесь копейки получаем. Вот я взяла что-то в магазине и теперь до 16 апреля, пока пенсию получу, как хочешь, так и живи", - показывает женщина на белый пакет в руках (репортаж был записан до 16 апреля, - ред.)

"Я солдатам говорю, ребята, вы хоть ховайтесь! Раз вы не нужны правительству, то берегите сами себя. А матери, как тяжело? Сколько растишь - и одна секунда, а сына нет. У меня вон двоих не стало, они в украинской армии были. Одного в 14-ом году убило, а другого в 15-ом".

С сентября 2015 года Марьинку обороняет 1-ый батальон 14-ой бригады. Военные вместе с активистами проделали здесь титаническую работу. Помимо всевозможной помощи местному населению, комбат батальона Михаил Прокопьев, или Михалыч, как называют его друзья активисты, перекрыл здесь дорогу, по которой провозилась в Донецк контрабанда.

"Оці місцеві патріотки, вони нам сил стільки надали. Ми, коли подивилися, що жінки, які старші за нас, не бояться тут жити, то йолки-палки, ми тоді маємо все зробити, щоб тут була Україна", - восторженно рассказывает о своих марьинских боевых подругах, в том числе и Алине, комбат батальона. Женщины помимо бесстрашной проукраинской позиции во время боев и обстрелов часто корректировали огонь для солдат, прямо со своих дворов.

Пока я общаюсь с Михаилом, наш разговор прерывает телефонный звонок. Поговорив, комбат рассказывает, мне, что только что местного жителя подстрелил снайпер.

Я вспоминаю слова Алины о том, как после страшнейших боев в июне 15-го года, она вышла на позиции к нашим бойцам в бирюзовой кофточке: ""Бл#дь, Алина, ты живая!" - кричал мне от радости боец Демьян и ругался, что я мишень в такой одежде. Ведь снайпера лупят по ярким точкам, и им по барабану в кого".

Сами активистки очень трепетно относятся и к комбату, и к батальону. Переживают, что, когда Михалыча с ребятами выведут из Марьинки, все их совместные труды и заботы о городе могут пошатнуться.


МАЛЕНЬКИЙ КУСОЧЕК ДОМА ДЛЯ СОЛДАТ

"Для солдат мое жилье - это маленький кусочек дома, они сюда могут прийти поесть, покупаться. Особенно летом хорошо. Им просто хочется снять берцы, походить босиком по двору. Они все говорят, что здесь им пахнет домом", - делится со мной Надя - улыбчивая полная женщина с желто-голубыми бусами на шее - еще одна городская активистка.

Во дворе ее частного дома, за столиком у летней кухни, мы снова пьем кофе в компании семьи некогда директора и учителя одной из марьинских школ.

"Наши хлопцы, когда Марьинку освобождали в 14-ом году, первого августа сепаров немного попугали и ушли, а вот четвертого числа уже шла конкретная зачистка", - вспоминает Надя.
"Все разбежались по подвалам, а я во дворе - на боевом посту. И я вижу, что наши проходят рядом с домом и кричат: "Цивільні ховайтесь!", а я вийшла до них і пояснила, звідки сєпари можуть йти прямо їм у спину," - трепетно, переходя на украинский язык, вспоминает женщина.
"Порозмовляла і зрозуміла, що вони на місцевості зовсім не орієнтуються. На цьому нашому провулку хвилин 40 ішов бій, а потім я багато разів їм малювала карти вручну, бо я ж географ. І коли сєпари в школі ховалися, то я теж понамальовувала, які там подвали, входи-виходи - я свою школу добре знаю"

Во время оккупации, когда по улицам города спокойно разъезжали "кадыровцы", сын Нади Коля - крепкий молодой юноша и племянница Ира - волонтер, по ночам обрисовывали столбы в городе украинскими флагами. Символика на улицах есть и сейчас - теперь это дело рук бойцов 1-го батальона.

"Из моей школы, а у нас их сейчас работает две, погиб ребенок во время обстрела - мальчик учился в 4 классе. Прилетело прямо в дом", - переходит Надя от боев к одной из самих тяжелых тем - дети на войне.

"Еще двое деток умерло на фоне нервного стресса - это когда прогрессируют какие-то болезни на нервной почве. Мы здесь долго учились в телефонном режиме, потому что в школах окна были побиты осколками, отопление не работало - и сидеть там было нереально. Я проработала 4 года директором, а потом вернулась в преподавательскую деятельность и читала 6 предметов, так что с 6 по 11 класс - это все мои дети".

Греясь на солнце, почти бесшумным как для Марьинки днем, я вспоминаю, как трепетно рассказывали о помощи детям комбат первого батальона, Алина и теперь Надя. Понимаю, что маленькая горстка сильных людей, которая взбунтовалась против мощи войны и безразличия местного правительства, - это единственный механизм, который вдыхает в этот город жизнь.

"В конце 15 года, когда стекла поставили в школе, тогда уже был организовано хоть какое-то обучение, но обстрелы-то не заканчивались" - продолжает Надя. Дети сами и рассказывают: "Я писав-писав, а воно як влупило, то я під стіл заліз і сиджу". Как-то, когда потеплело и был обстрел, мы учеников всех в подвал отправили, а я по этажам бегаю, ищу, кто-где спрятался. Открываю двери в один из классов - десятиклассники сидят. Я за них - и бегом в подвал. В такие моменты за себя вообще не страшно".

Несмотря на все эти трудности, некоторые из мариьнских детей закончили школу с отличием в условиях войны, а один из мальчиков принимал участие во Всеукраинской олимпиаде по физике и стал призером.

После рассказов Нади, мне очень хочется пообщаться с детьми, съездить в школу - спросить, как живут, что знают о своей стране, о солдатах, которые устраивали им здесь праздники, носили подарки, конфеты, булочки.


ЛЮДИ В МАРЬИНКЕ, СЛОВНО ОГОЛЕННЫЙ НЕРВ

Коля соглашается показать нам школу, в которой его знают практически все, но по дороге мы останавливаемся у второй школы, чтоб посмотреть строки из какой-то песни о войне, которые он написал на стене здания.

Пока я фотографирую надпись, к нам подходит худосочная седовласая женщина в длинной кофте. Она теребит в руках ключи и спрашивает, не волонтеры ли мы, потому что власти здесь нет никакой, а спортзалу школы давно нужен ремонт.

"Мене це вже бісить починає. Діти в школу ходять, в дєтсаду дві групи работає, а вони, бугаї, самі войну тут устроїли, а тепер сидять у Курахово. Всі повтікали, всі!" - моментально заводится женщина, когда я спрашиваю какая именно нужна помощь.

"Мы живем в стране дураков, козлов и п#дарасов!" - доносится, словно лозунг, мужской голос, со стороны жилых домов.

"Я не знаю де Ви живете, а я живу на Україні", - возмущается завхоз.

"А кто должен наводить по-вашему порядок в стране, раз так все плохо?" - вступает в разговор активист Лиля, - "Вы на выборах за кого голосовали?"

"Я уже не помню" - отвечает мужчина. Когда он подходит ближе, я обращаю внимание, что он немного подвыпивший.
"Я всю жизнь проработал водителем тут, я чернобылец", - начиная плакать, разворачивает чернобыльское удостоверение. "А теперь все доплаты у меня забрали - 160 гривен на питание".

"Но у Вас-то хоть дом есть, а я вот все потеряла, я бомж теперь", - негодуя, отвечает ему Лиля, - "Но я хорошо помню за кого голосовала, в отличие от Вас!"

Люди в Марьинке подходят на улицах сами и взрываются эмоциями, словно снаряды. Они похожи на оголенный нерв, который начинает сильно болеть, стоит только дотронуться.

"Мене все встраівало в моїй країні, а хто не хоче тут жить, то п#здуй звідси. Ви вибачте, бо я вже не видержую", - громко надрывает голос завхоз, - "Мій муж не для того працював на шахті все життя, щоб тепер якимось ідіотам-зекам залишити свій дім.

Я мира хочу і хорошего руководітєля на Україні! А то тут ходять деякі і Путіна ждуть, Новоросії вони хотіли! Ця влада місцева - вони всі, сука, ходили референдум влаштовували, шампанське розпивали, шари вішали, фейерверки влаштовували" - продолжает кричать в отчаянии женщина, - "А нам вже все осточертіло. Нам хай зберкасу сюди вертають, банкомати, бо гроші зняти неможливо ніде"

Банкоматов в Марьинке нет. Ближайшие - в Курахово. Но их там очень мало и обналичить деньги приезжают люди изо всей округи, в том числе из Донецка. Поэтому там всегда большие очереди. Можно приехать, простоять целый день и не успеть что-либо снять.

"Нас всі кинули, мерша уїхала, ось її сучки, квартира двокімнатна, хоч би вікно розбите було. Гадюка. Я сказала, нехай тіки вернеться, я її сама лічно удушу. Вона тепер у Києві живе. Квартиру купила, машину. Тварь!"

УКРАИНА ЗАЩИЩАЕТСЯ ОТ УКРАИНЫ

В актовом зале школы собралось около 20 детей и несколько учителей. Диалог со школьниками об Украине получается совсем не сразу, точнее совсем не получается - дети молчат и название родной страны сначала не вызывает у них вообще никаких эмоций.

"Была нормальная страна, а стала страна маразма", - через какое-то время тихо доносятся откуда-то с 4-го ряда, обращенные, словно не ко мне, слова девочки-подростка.

Кто-то из учителей начинает оправдывать тишину тем, что дети устали, а так, конечно, они любят и переживают за Украину.

"А что скажите про военных, какие они плохие, хорошие?" - почти безнадежно продолжаю спрашивать я.

"Смотря кто", - слышу я из зала. Кто-то шепчет вдогонку, что большинство - плохие. Пытаюсь выяснить, что плохого делали военные, получаю ответ, что стреляли. В кого стреляли и зачем - так же неясно, как и от кого защищает наша армия, и защищает ли вообще. "Лучше бы они поскорее ушли, и нас чтоб никто не трогал", - сообща отвечают дети.

"Жители Донецка тоже говорят, что свои по своим стреляют. Украина защищается от Украины"", - поясняет мне мальчик Дима, лет 10-11 но потом добавляет, что военные пришли защищать свою Родину.

"Они уйдут, а кто будет тут все восстанавливать?" - возмущается девочка, которая говорила про маразм. "Пусть идут себе в поле и там стреляют".

"Это же дети, им военные не отчитываются, зачем они здесь", - вмешивается учитель.
Когда я спрашиваю, подымается ли в школе тема патриотизма, другая учитель отвечает, что тут есть патриотические занятия и проводятся они согласно плану воспитательных работ.

Мне становится совсем грустно, когда дети рассказывают, как праздновали день защитника отечества, и это касается только ВОВ. Я разочарованно рассматриваю школьников, узрев в них их родителей.

В итоге, дети говорят, что я задаю провокационные вопросы, а одна из учителей делится с другой, что у меня цель исказить информацию.

Когда выхожу из школы, меня не покидает тупое ощущение безысходности: дети знают, что живут в Украине, они хотят мира, но какой ценой дается этот мир - никто не знает. Эта огромная пропасть не заполняется никакими школьными мероприятиями, такой цели просто нет в плане воспитательных работ.

"У нас здесь в городе есть старый сад. Его бьет шашель - короед. И сейчас ГО "Галичина", они приехали из Ивано-Франковска, чтоб коннектить с нами, будут садить молодой сад, сделают сквер, который мы назовем "Сквер светлой надежды", - воодушевленно поясняет мне Алина, когда я вновь сижу на кухне ее уютного частного дома.
"Но я оставляю три дерева старой фармации, словно отец, мать и ребенок, они будут символизировать войну и то, что мы здесь пережили и переживаем сейчас. Мы покрасим их в черный цвет. А еще здесь будет памятник погибшим детям Марьинки. Ивано-франковцы заберут наш проект к себе город, а сюда привезут свой - вот такой обмен, между востоком и западом Украины".

Вика Ясинская, "Цензор.НЕТ"